Альфа Центавра [СИ] - Владимир Буров

— Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:

— Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. — Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.

— Как угорели, — добавила она вслух, впрочем без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.

— А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. — Вспомнить бы кто. Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:

— Дзю До.

— А мы умеем? — спросил Парик.

— Я да, а ты — не знаю, — ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.

— Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, — сказал Пархоменко, — ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.

— Ну, тогда получи, — сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:

— Очень больно. — Фекла, которую на самом деле звали О — Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет — удар в падении ногой по пяткам противника.

— Судья, — сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, — почему судьи бьют подозреваемых?

— В чем подозреваемых? — не понял Нази.

— Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.

— Дай попробовать пирожного, — попросил Нази, — а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.

— Иди сюда.

— Боюсь.

— Почему?

— Такая, как ты может и ударить ни за что.

— Да ладно.

— Точно. Амер-Нази встал и прикоснулся к одному, последнему оставшемуся, но все равно откушенном уже пирожному.

— Бери, бери, — и когда он съел иво, улыбнулась.

— Что?

— Ничего, кофе, пожалуйста.

— Это последнее?

— Ничего, ничего страшного, я заварю еще, у меня собой китайский кипятильник. Как говорится:

— На неделю хватит.

— Я бы с вами поспорил, китайские фабричные хорошие.

— Фабричные? вы уверены.

— Уверен ли я? Да.

— На что спорим, что вы ошибаетесь?

— На нашу победу.

— Вы сразу ставите на кон всё, что у вас есть?

— Так вы Инопланетянка? Как я сразу не догадался.

— Я не знаю, думаю, что нет. Как проверить?

— Пойдем, проверим.

— У меня здесь жених в реанимации.

— Кто?

— Не скажу, вы можете использовать эту информацию в своих интересах.

— Может у нас общие интересы?

— Да?

— Да.

— Тем не менее, я прошу на этот раз решить инцидент проще.

— Ясно, но я судья, мне не положено выходить на ринг.

— Я могу грохнуть тебя и здесь.

— Хорошо, можешь считать, что ты меня разозлила. — Амер снял свою тужурку, и попросил дать ему что-нибудь покрепче.

— Да ладно, не заморачивайся. — И она его бросила Задней Подножкой, да так сильно, что Нази, хотя и не упал на свой стол, но сбил его, а его сотрудники Оди и Аги, попытавшись выбраться из-за стульев, наоборот, вылетели из них, как с катапультой. Далее, Нази не встает, а Агафья дерется с Артисткой Щепкой. Пархоменко и Фрай продолжили бой в стиле По Очереди:

— Сначала один проводит прием из Бокса, потом другой из Дзюдо. И так до тех пор, пока не поняли, что надо всё-таки защищаться, а то так быстро кто-то из них больше не встанет после проведенного приема. А это значит, Пархоменко проводил Двойку, и пытался третьим ударом, в подбородок, отправить Фрая хотя бы в нокдаун, а лучше, конечно, в нокаут, а Фрай проводил Подхват, и пытался задушить Парика окончательно.

— Зачем ты меня душишь, амиго? — говорил ему Пархоменко.

— У меня не хватает веса провести Удержание.

— Нет, я имею в виду: ты не узнал меня.

— Если я тебя узнаю, нас заподозрят в связи, и ты будешь раскрыт, как секретный агент Коминтерна.

— Да?

— Да. Бейся по-честному.

— Да?

— Да. Пар вырвался, и ударил Фрая в лоб. Правда Парик не знал, что лоб этого парня защищен капитально, Фрай невероятным образом успел пригнуться, и взял Парика на Мельницу. Оди за столом судей спросил:

— А… это можно? — За столом в том смысле, что Оди с Агафьей сели за отдельный журнальный столик, пока Низи лежал без успеха подняться, и ему вызвали врача, а столяр пытался сделать, как он сказал:

— Будет, как новый, — старый судейский стол древнего производства, и принадлежал раньше одной из английских принцесс, занимавшейся, между прочим Садо Мазо, и надо сказать не без успеха.

— Прости, прости, — сказала Агафья Учительница, — совсем забыла: мне надо идти, надо отомстить за нашего Главного судью, который не может подняться после того, что она с ним сделала, — и Аги показала на Щепку, опять принимавшую тарелку, и опять с тремя пирожными, только вместо кофе был зеленый чай с жасмином. — Ты теперь будешь Главный здесь, пока мы все ушли на фронт.

— Я не разрешаю этот бросок, — сказал Оди, — не по правилам.

— Я назначаю тебя моим заместителем, — сказал Фрай, продолжая держать, как коршун в когтях Пархоменко над головой.

— Ты спутал, батя, — ответил Оди, — его назначь. — И указал на все-таки шевелящегося Амер-Нази.

— Он может не выжить.

— Тем не менее, я настаиваю.

— К сожалению, я тогда не знаю, что делать.

— Хорошо кто-то может его подержать, — сказал Оди.

— Кто все заняты, — ответил Фрай, и в подтверждение его слов, пролетела тарелка.

— Летающая тарелка! — закричал из зала нудист Катовский. А Дэн:

— Вот как надо! — Он имел в виду, что летающая тарелка с пирожными попадет в Агафью Училку, которая пошла учить Щепку за бросок Главного судьи Нази и поломку стола, за которым, мы, судьи, можно сказать:

— Мирно жили. Но в следующий момент Артистка Щепка и Агафья Училка, бывшая жена Батьки Махно, так сцепились, что обе упали на статую, можно сказать:

— Рабочий и Колхозница в исполнении Фрая и Пархоменко:

— Колхозник и Рабочий, поднявшиеся на дыбы. И… и они сбили эту Статую. Всё так, единственно, что не очень понятно, как Фрай и Парик оказались вне ринга, на площадке рядом, где отдыхали раненые в предыдущих боях участники соревнований, как например, Щепка с кофе, зеленым чаем и шесть пирожными, и то это были те пирожные, которые мы видели, возможно, их было еще больше. Не может быть? Бывает. С голодухи столько, разумеется, не съешь, только от чрезмерного нервного перенапряжения.

Остались только два неповрежденных участника соревнований, а именно:

— Фекла и Оди, хотя он был судьей, а Фекла, имела одну сильно поврежденную руку, и хотела остаться только судьей, точнее:

— Тоже судьей, но на самом ринге. И тогда вышел Катовский, и запрыгал на ринге в шикарном зеленом халате, что должно было означать:

— На самом деле я красный.

— Кто выйдет против этого Геракла? — спросил Оди, — найдется ли тот Одиссей, который сможет его укротить, точнее, укоротить? Кто вышел? Дэн? Или кто-то другой? Может быть, Махно?

А вышел сам Одиссей. Зачем? Он хотел проверить:

— Та ли эта дама, за которую выдает себя. — А если точнее, то как раз наоборот.

— Я с ней, — сказал Одиссей, — и показал на Феклу.

— Како с ней, я уже здесь прыгаю, хочешь с ней, пожалуйста, но только через мой э-э, ну, не труп, а хотя бы просто бездыханное тело.

— Я буду с ним драться, — сказала Фекла и зажала рукавом раненую руку.

— Ты больна, пожалуйста, не лезь, дорогая, — сказал Оди.

— Что значит: больна?

— И тем более, что значит: дорогая? — влез Катовский. — Вы знакомы? Не думаю, и поэтому предлагаю не церемониться:

— Будем биться за нее.

— С тобой, — добавил Кот.

— Я согласен, — сказал Оди, — если, разумеется, дама, не против.

— Я против, я сама хочу набить ему морду. Мордашку, знаете ли, вот эту, — она взяла Катовского за подбородок, потрепала слегка, и сделала саечку. Он схватился за щеку, и ошарашенно посмотрел на даму, в том смысле, что понял:

— Если это не любовь, то что же это? Примерно тоже самое понял и Одиссей, он даже обиделся:

— Ты почему меня не обняла при встрече, как…

— Как Клеопатра Александра Македонского, — решил не падать духом Котовский. Тем более, что никто не знает точно, кто кого любил в детстве. Фекла задумалась.

— Так это ты, что ли?

— Кто? — решил просто так не сдаваться Одиссей. Тем более, они не помнили имени его первой жены: Пенелопы. Даже если ее никогда и не было, все равно надо было для приличия запомнить ее легендарное имя. Катовский, как хитрый нудист понял, что Одиссей его переигрывает в любовной интриге, поэтому схватил Феклу, и потащил к канатам, чтобы в дальнейшем преодолеть их, как заградительную колючую проволоку на подступе к позициям Белых на Турецкому Валу. Почему так страшно? Ему казалось, что взять их будет затруднительно. И точно, Одиссей не придумал на этот раз ничего хорошего, остроумно-заумного, а просто подставил ему Подножку. Ребята упали, и что самое замечательное: